Поиск по творчеству и критике
Cлово "SUM"
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Входимость: 1. Размер: 41кб.
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Часть текста: Ю. Анисимов — добродушно и с полупохвалой, малодобродушно — В. Станевич, равнодушно — А. Сидоров. Бобров — «снисходил». Асеев — не знаю. Рубанович — не помню. Бобров, Сидоров, Рубанович, я — мы печатались уже в «Мусагете», Рубанович и я — в «Весах». Борис в «Мусагете» не участвовал. В 1912—1913 гг., в зиму эту, прочел у Крахта, в «молодом» «Мусагете», реферат «Лирика и бессмертие»1, на котором был Э. Метнер. «В общем и целом» — никто ничего не понял, и на меня посмотрели капельку косо. (Я устроил чтение.): «Борис Леонидович, да, конечно, очень культурный человек и в Марбурге живал, но... но все-таки при чем тут "Лирика и бессмертие"?» Было и действительно что-то очень сложно. Перекиданы какие-то неокантианские мостки от «лирики» к «бессмертию», и по этим хрупким мосткам Боря шагал с краской на лице от величайшего смущенья, с подлинным «лирическим волнением», несомненно своим, пастернаковским, но шагал походкой гносеоло-гизирующего Андрея Белого, заслушавшегося «Поэмы экстаза» Скрябина. Метнер — германист и кантианец — пожал плечами с улыбкой. Я знал эту улыбку. Она означала: «очень...
Входимость: 1. Размер: 41кб.
Часть текста: ЧЕРТЕ" БОРИСА ПАСТЕРНАКА Попытка постижения Nomen est omen (1) Н есмотря на то, что повесть "Апеллесова черта" очень короткая, речь здесь пойдет не обо всем ее содержании, не о понимании ее удивительного языка и не о ее философско-художественном смысле. Здесь будет сказано не обо всем том, "что взошло на дрожжах этой выдумки" (2), а только о заглавии, о том, как звали ее героев, да еще о вопросах, которые волновали одного из них, а также самого автора (3). Повесть эту Б. Л. Пастернак начал весной 1915 года, через три года после знакомства с курсами знаменитых философов-неокантианцев Г. Когена и П. Наторпа и увлеченности ими во время летнего семестра в Марбурге, даже "экзальтированной влюбленности" (4) в первого из них. Издатели в "Русской мысли", в "Летописи" отвергли повесть. Не поняв, не сумев ее оценить. Из "Русской мысли" рукопись вернули с обидными "материалами обсуждения в редакции" (5). В конце 1916 года Пастернак сообщал: "... написана была вещь с увлечением и подъемом /.../ я делал не одну попытку прозой заняться, клонясь в сторону техничности. И не в силу ли этого остались они бесплодны? Так что осудить совершенно "Апеллесову черту" я не мог бы по справедливости" (6). Опубликована повесть была в 1918 году. Сейчас, спустя десятилетия, многое в ней остается загадочным, несмотря на все комментарии, несмотря на существование специальной монографии, посвященной ранним прозаическим фрагментам Пастернака, в которых речь идет о герое почти с тем же странным именем, каким наделен один из героев повести (7). Заглавие повести и эпиграф, предпосланный ей, напоминают читателю о древнегреческом живописце Апеллесе, который жил во второй половине IV в. до н. э., то есть при...
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: если бы девочки появились в туфельках на каблуках). Помню, как мы, дети, готовили несложные самодельные подарки. И помню тот февральский день — то, как с утра стали приходить, как называют их в старинных книгах, визитеры; как гостиная и другие наши комнаты стали переполняться гиацинтами и мимозами, гвоздикой и ландышами, лилиями, розами, — все больше поздравлений, телеграмм. Помню, как стали переставлять мебель для вечера, отодвигать к стенам мешавшие вещи в самой большой комнате — папиной мастерской, как установили два-три стола, превратившихся в один длинный — для вечернего пиршества. Квартира была мала, и потому к обеду оставались только родные и близкие друзья. И как отец («не люблю я празднеств этих») поглядывал на маму, боялся за ее сердце, за переутомление. И помню: Боря накупил и разбросал по сиявшему сервировкой и закусками обеденному столу пучки первых в этом году фиалок. Раздавались тосты, речи, веселые голоса, искрилось шампанское. После обеда Генриетта Петровна2 села за рояль, папа раза два прошелся в каком-то марше по гостиной со своей усталой, смущенной женой. Но, в общем, не танцевали. Молодежи было мало, а люди, которым было за сорок, в те времена не пускались в пляс. Но в середине гостиной первая...