Поиск по творчеству и критике
Cлово "LONDON"
Входимость: 1. Размер: 41кб.
Входимость: 1. Размер: 51кб.
Входимость: 1. Размер: 35кб.
Входимость: 1. Размер: 61кб.
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 41кб.
Часть текста: отвергли повесть. Не поняв, не сумев ее оценить. Из "Русской мысли" рукопись вернули с обидными "материалами обсуждения в редакции" (5). В конце 1916 года Пастернак сообщал: "... написана была вещь с увлечением и подъемом /.../ я делал не одну попытку прозой заняться, клонясь в сторону техничности. И не в силу ли этого остались они бесплодны? Так что осудить совершенно "Апеллесову черту" я не мог бы по справедливости" (6). Опубликована повесть была в 1918 году. Сейчас, спустя десятилетия, многое в ней остается загадочным, несмотря на все комментарии, несмотря на существование специальной монографии, посвященной ранним прозаическим фрагментам Пастернака, в которых речь идет о герое почти с тем же странным именем, каким наделен один из героев повести (7). Заглавие повести и эпиграф, предпосланный ей, напоминают читателю о древнегреческом живописце Апеллесе, который жил во второй половине IV в. до н. э., то есть при Александре Македонском. Заглавие и эпиграф связаны в повести одним и тем же именем, поэтому — сначала о них. Произведения Апеллеса не сохранились, но известны их названия и описания картин художника. Его кисти принадлежала, в частности, картина "Анадиомена", изображавшая богиню любви Афродиту, выходящую из моря и выжимающую мокрые волосы. Богиня была изображена по пояс в воде, тело ее просвечивало сквозь волны. На одном из полотен с изображением Александра Македонского великий полководец у Апеллеса был в виде Зевса с молниями в руке. Римский писатель Плиний Старший, который еще видел эту картину, в своей "Естественной истории", в книге XXXV, посвященной художникам, сообщал, что эта картина украшала храм Артемиды Эфесской и что рука с молниями как бы не умещалась на картине Апеллеса, а выходила за пределы этой картины (8). Сообщал Плиний Старший также и о том, что соперником Апеллеса в искусстве был его...
Входимость: 1. Размер: 51кб.
Часть текста: ответственно. Боюсь, что я этого не смогу. Постараюсь писать о «Боречке», как мне этого давно хотелось. Еще подтолкнул меня в этом направлении один милый юноша, который говорил мне, что все важно знать о Б. Л. Даже то, что у него часто болели зубы. Попробую. Всю жизнь у Яши была склонность увлекаться каким-нибудь одним человеком. Яша начинал его идеализировать, считал Учителем (с большой буквы). Первый его кумир был Маяковский. Яша был одержим его поэзией. Встретившись с ним в жизни, он отнесся к нему восторженно. Смерть Маяковского потрясла Яшу глубоко. Но Учителем Маяковский для него не стал. Разве что в поэзии. Затем было несколько людей незначительных — ошибки Яши. Среди них Натан Венгеров, человек талантливый и умный, но мелкий. Затем в Яшиной жизни появился человек, несомненно оказавший на него величайшее влияние, сформировавший его ум и душу, определивший ход его жизни, — это Михаил Осипович Гершензон. Но о нем надо сказать отдельно. Если могу, если успею, сделаю это обязательно. Но вот в 1922 году (может быть, в конце 1921-го) Яше попали в руки стихи Б. Л. Пастернака, молодого, до того ему неведомого поэта. Поэзия была Яшиной страстью, он сам в то время писал стихи. Стихи чужие чувствовал остро и тонко. Хорошие стихи приводили Яшу в состояние восторга, подъема, были для него счастьем. Для него не существовали «трудные» стихи. Сквозь слова и строчки он чувствовал, «видел» самую душу поэта, его мысли и чувства. В это примерно время Яша начал работать в журнале «Печать и революция». Первое, что он там напечатал, была рецензия на книгу стихов Б. Л. «Сестра моя жизнь». Рецензия понравилась Пастернаку, и он пришел в...
Входимость: 1. Размер: 35кб.
Часть текста: швейцары. Главной чертой Бориного характера была впечатлительность. Ее отражением и следствием - отзывчивость. Казалось, что это идет извне. Окружающее было огромно и загадочно. Оно вызывало сострадание, требовало объяснения и ответных действий. Дома под руками матери и отца оно преображалось в музыку и живопись. Соответствия были разнообразны, от азбучно наглядных в жанровых картинах и иллюстрациях до глубины фортепианного репертуара, который постоянно менялся, рос и совершенствовался. Мальчик спрашивал. Ему отвечали. Не все ответы успокаивали с достаточностью. Непонятное рождало страхи и фантазии. Воссоздавая свои первые детские ощущения волнующего и непонятного, Пастернак спустя пятьдесят лет писал о детстве своего героя: "...недоступно высокое небо наклонялось низко-низко к ним в детскую макушкой в нянюшкин подол, когда няня рассказывала что-нибудь божественное, и становилось близким и ручным, как верхушки орешника, когда его ветки нагибают в оврагах и обирают орехи. Оно как бы окуналось у них в детской в таз с позолотой и, искупавшись в огне и золоте,...
Входимость: 1. Размер: 61кб.
Часть текста: в «Охранной грамоте» Пастернак охарактеризует как свое вхождение в «эпигонскую» группу, представлявшую по его словам «влеченье без огня и дара» (V, 213)[2] . «Близнец в тучах», заслуживающий названия «предфутуристического»[3] сборника, но в основном следующий принципам поэзии поздних символистов и особенно Анненского[4], писался в то время, когда Пастернак еще был участником объединения «Лирика», возглавлявшегося и поддерживавшегося Юлианом Анисимовым[5]. Едва ли к последнему приложимо полностью замечание о недаровитости эпигонов: напомню, что к стихотворению Анисимова “Cура” восходит первая половина начальной строки блоковского «На небе - празелень»; хотя Блок и назвал анисимовские стихи «очень бледными», но именно это поэтическое применение названия иконописной краски, содержавшееся в анисимовском стихотворном сборнике «Обитель», перед тем- в 1913г. - посланном ему автором с почтительной надписью, Блок невольно запомнил и использовал во втором стихотворении цикла «Кармен» в следующем 1914г.[6]. Позже Пастернак, не смягчая своего приговора по поводу дилетантства Анисимова, в своем первом опыте мемуаров хвалит его переводы, а во втором автобиографическом повествовании воздает должное его образованности. Пастернак познакомил Анисимова со стихами Рильке, столько для Пастернака тогда (но и много спустя) значившего и определившего много в его первых опытах, среди которых- переложения или явные подражания немецкому поэту («что если Бог- это кистень...»: стихи, в которых, как и во многом у Рильке, можно усмотреть образность, близкую к футуристической); Анисимов позднее, узнав от Пастернака о Рильке, тоже начал переводить его и...
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Часть текста: что я собираюсь в Москву, страшно разволновалась и попросила меня передать Борису Пастернаку ее записку. В этой записке было сказано, что она жива и работает на географическом факультете Среднеазиатского университета в Ташкенте. И больше — ничего. Меня никто не провожал. До отхода поезда оставалось несколько минут, и я вышел из вагона, чтобы подышать свежим воздухом. И вдруг увидел на перроне Владимира Липко. Он был поэт и переводчик, изящный человек в высокой шапке и с тростью в руке. Липко еще издали заметил меня, помахал мне рукой и стал пробираться через толпу к моему вагону. Он прекрасно читал стихи с эстрады: Если я уеду из Герата, вспомнит ли хоть кто-нибудь меня? На стене лишь сизый свет заката, вспомнит ли хоть кто-нибудь меня? Читал нараспев, растягивая гласные. И получалось очень хорошо. Но в обыденной речи он заикался, испытывая большие затруднения, особенно в словах, которые начинаются с согласного звука. — П-передайте, — сказал он, когда мой поезд уже тронулся и проводник взмахнул фонарем. Я поднялся на ступеньку вагона и взял из рук Липко картонную папку с завязанными тесемками. — П-подстрочник, — сказал Липко, помогая себе жестом, так что трость его взлетела выше головы. — Д-доп-полнительно... Проводник поднялся на ступеньку выше, и мне пришлось войти в тамбур. Поезд набирал скорость. Липко, сложив руки рупором у губ, крикнул вдогонку: — П-пастернаку! Это были подстрочники газелей Алишера Навои для антологии узбекской поэзии. ... На перекрестках продавали мороженое, мандарины и, как тогда говорили, рассыпные папиросы. И все это, особенно мороженое, было восхитительным открытием той зимы. Поштучно все это стоило недорого... Дворы и улицы были...