Поиск по творчеству и критике
Cлово "DIE"


А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я
0-9 A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
Поиск  
1. Цветаева М.: Владимир Маяковский и Борис Пастернак
Входимость: 2. Размер: 49кб.
2. Жолковский А. К.: Откуда эта Диотима? (Заметки о "Лете" Пастернака)
Входимость: 1. Размер: 28кб.
3. Вильмонт Н.: О Борисе Пастернаке. Глава пятая
Входимость: 1. Размер: 43кб.
4. Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Биография (глава 4, страница 1)
Входимость: 1. Размер: 31кб.
5. Вильмонт Н.: О Борисе Пастернаке. Глава четвертая
Входимость: 1. Размер: 58кб.
6. Вильмонт Н.: О Борисе Пастернаке. Глава третья
Входимость: 1. Размер: 41кб.

Примерный текст на первых найденных страницах

1. Цветаева М.: Владимир Маяковский и Борис Пастернак
Входимость: 2. Размер: 49кб.
Часть текста: стран, наречий, лиц, проходящая через ее, силу, несущих, как река, теми или иными берегами, теми или иными небесами, тем или иным дном. (Иначе бы мы никогда не понимали Виллона, которого понимаем целиком, несмотря даже на чисто физическую непонятность иных слов. Именно возвращаемся в него, как в родную реку.) Итак, если я ставлю Пастернака и Маяковского рядом, — ставлю рядом, а не даю их вместе, — то не потому, что одного мало, не потому, что один в дpyгом нуждается, другого восполняет; повторяю, каждый полон до краев, и Россия каждым полна (и дана) до краев, и не только Россия, но и сама поэзия, — делаю я это, чтобы дважды явить то, что дай бог единожды в пятидесятилетие, здесь же в одно пятилетие дважды явлено природой: цельное полное чудо поэта. Ставлю я их рядом, потому что они сами в эпохе, во главе угла эпохи, рядом стали и останутся... Пастернак и Маяковский сверстники. Оба москвичи. Маяковский по росту, а Пастернак по рождению. Оба в стихи пришли из другого, Маяковский из живописи, Пастернак из музыки. Оба в свое принесли другое: Маяковский «хищный глазомер простого столяра». Пастернак — всю...
2. Жолковский А. К.: Откуда эта Диотима? (Заметки о "Лете" Пастернака)
Входимость: 1. Размер: 28кб.
Часть текста: Начну с отрывка из стихов одного немецкого автора, их дословного и стихотворного перевода. Diotima! edles Leben ! Schwester , heilig mir verwandt ! Eh' ich dir die Hand gegeben , Hab' ich ferne dich gekannt. Damals schon, da ich in Träumen, Mir entlokt vom heitern Tag, Unter meines Gartens Bäumen, Ein zufriedner Knabe lag, Da in leiser Lust und Schöne Meiner Seele Mai begann, Säuselte, wie Zephirstöne, Göttliche! dein Geist mich an. Диотима, благородная жизнь ! Сестра , свято мне родная ! Прежде, чем я подал тебе руку , Я знал тебя издали . Уже тогда, когда я в мечтах, Удалившись от радостного дня, Под деревьями моего сада Лежал, счастливый мальчуган, Когда в тихой радости и красоте Начинался май моей души, Овевал меня, как звуки зефира, Божественный! твой дух. Как твой лик высок и светел! Как я долго ждал, скорбя! Прежде, чем тебя я встретил , Я предчувствовал тебя . В дни, когда, мечтатель юный, Я молчал в тени дерев, И, перебирая струны, Грустный повторял напев, В дни, когда впервые лира Зазвучала в тишине,...
3. Вильмонт Н.: О Борисе Пастернаке. Глава пятая
Входимость: 1. Размер: 43кб.
Часть текста: доверие); был верным его послушником, точнее же именее выспренне выражаясь, —усердным соглядатаем его таланта, порою даже точным угадчиком литературной (и не только литературной) его судьбы. Предвижу, что такое нескромное самоопределение многих покоробит и заставит враждебно насторожиться. Но так это было, благодаря тогдашней нашей близости, пусть мною и не заслуженной, моей болезненно-тороп­ливой способности делать далеко идущие заключения из его обмолвок, конечно же неслучайных in ihrer Tragweite, в их неизбежных следствиях. В то же время я понимал с затаенной горечью, что в основе моего так называемого «яснослышания» лежала слабость, и отсюда творческая ущербность моих самостоятельных литера­турных и философских способностей; и отсюда же моя страстная «паразитирующая сопричастность» его мед­ленно созревавшим замыслам, ненароком всплывавшим из сокровенной глуби его души, уже переполненной мыслями и образами необычной силы. В их жизнеспо­собности я нисколько не сомневался. Нет, я почти никогда не проговаривался. Но когда, взволнованный его словами, я — очень редко! — все же не мог умолчать о своих нетерпеливых надеждах, он хмурился и спешил меня уверить, что я ошибаюсь, «фантазирую напропалую», приписываю ему свои «пла­ны». И все же при прощании после таких разговоров, своей горячностью похожих на спор или даже на пере­бранку, он прощался со мной особенно любовно. Мы жили в одном городе, встречаясь в ту пору почти ежедневно, и не проходило дня, чтобы мы не говорили друг с другом хотя бы по телефону. Но случалось, что после подобных объяснений он посылал мне вдогонку (по почте, а однажды и с братом Александром Леони­довичем) еще и краткие записки. Большинство из них не сохранилось, но вот одна из уцелевших: «Дорогой Николай Николаевич! — (Почему не Коля, как он всегда называл меня?)...
4. Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Биография (глава 4, страница 1)
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Часть текста: Дыханье ее уже чувствуется. Глупо ждать конца глупости. А то бы глупость была последовательной и законченной и глупостью уже не была. Глупость конца не имеет и не будет иметь: она просто оборвется на одном из глупых своих звеньев, когда никто этого не будет ждать. И оборвется она не потому, что глупость окончится, а потому, что у разумного есть начало и это начало вытесняет и аннулирует глупость. Так я это понимаю. Так жду того, что и вы, наверное, ждете. Иными словами: я не ищу просвета в длящемся еще сейчас мраке потому, что мрак его выделить не в состоянии. Зато я знаю, что просвета не будет потому, что будет сразу свет. Искать его сейчас в том, что нам известно, нет возможности и смысла: он сам ищет и нащупывает нас и завтра или послезавтра нас собою обольет". Внутренняя уверенность не подкреплялась тем, что продолжало существовать вокруг. В 1927 году, возвращаясь памятью к этому времени, Пастернак в стихотворении "К Октябрьской годовщине" отметил: Но, правда, ни в слухах нависших, Ни в стойке их сторожевой, Ни в низко надвинутых крышах Не чувствовалось ничего. Как всегда, своим мыслям и чувствам он находил подтверждение в природе - противопоставляя ей "интеллигентный круг", варьирующий на все лады то, что "пролает "Русская мысль"". Лундберг, Збарский и Карпов...
5. Вильмонт Н.: О Борисе Пастернаке. Глава четвертая
Входимость: 1. Размер: 58кб.
Часть текста: получив драгоценный подарок, я целых семь дней не давал о себе знать). Но я с ходу же начал посильно варьировать пушкин­ское «Ты, Моцарт, бог...». Лицо его сразу преобра­зилось, и — это было смешно и трогательно! — он имел вид преглупо осекшегося человека. Я сразу догадался почему: он уже приготовил совсем другую речь на тему, что, мол, мое «неприятие» его книги ничуть не поколеб­лет нашей дружбы. Я не ошибся. Он уже заговорил. — А я, сказать по правде, уже примирился с тем, что при всех наших добрых отношениях — вы стихов моих не приняли. Я, если это было возможно, еще больше полюбил его за эту детскую мнительность... Кем я был, чтобы он этим так смущался? Я весело перебил его: — Вы читали Аверченко — «Сатириконцы в Ев­ропе»? — Нет, не читал. — Это и неважно. Должен признаться, я не сразу освоил язык «Сестры моей жизни». Но потом со мной случилось, как с «сатириконцами». Они не знали итальянского языка и вдруг, чуть ли не у могилы Данте, с изумле­нием обнаружили, что его понимают. Все...
6. Вильмонт Н.: О Борисе Пастернаке. Глава третья
Входимость: 1. Размер: 41кб.
Часть текста: Как продолжить начатую книгу? Затрудняет меня не то, что я никогда не вел дневников или хотя бы беглых записей. Память продол­жает бодрствовать: меня смущает не скудость воспо­минаний, а скорее их невпроворотное обилие. Детали имеют свою бесспорную ценность (без них не обой­дешься) при непременном, однако, условии, чтобы целое ими не затемнялось, а это прежде всего предполагает предельную сжатость воспринятого. Иначе не привести разрозненных частностей к выразительному единству. Герой же моих воспоминаний сам меньше всего забо­тился о том, что он называл «зрелищно-биографиче­ским самовыражением». Борис Пастернак, напротив, предпочитал, чтобы зримый мир и непрозреваемая все­ленная говорили как бы от собственного имени его, Пастернака, поэтическим слогом. Более того, он старал­ся, вполне сознательно, затеряться в огромном и для него всегда чудесно-целостном мире, посягая едва ли не на большее, чем на равноправие с любой другой драгоценной его частицей — к примеру, с деревьями по ту сторону дымчатого водного простора, о котором он говорит в своих...