Поиск по творчеству и критике
Cлово "DES"
Входимость: 3. Размер: 41кб.
Входимость: 1. Размер: 86кб.
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Входимость: 1. Размер: 58кб.
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Входимость: 1. Размер: 49кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 41кб.
Часть текста: условии, чтобы целое ими не затемнялось, а это прежде всего предполагает предельную сжатость воспринятого. Иначе не привести разрозненных частностей к выразительному единству. Герой же моих воспоминаний сам меньше всего заботился о том, что он называл «зрелищно-биографическим самовыражением». Борис Пастернак, напротив, предпочитал, чтобы зримый мир и непрозреваемая вселенная говорили как бы от собственного имени его, Пастернака, поэтическим слогом. Более того, он старался, вполне сознательно, затеряться в огромном и для него всегда чудесно-целостном мире, посягая едва ли не на большее, чем на равноправие с любой другой драгоценной его частицей — к примеру, с деревьями по ту сторону дымчатого водного простора, о котором он говорит в своих «Заморозках» (одном из позднейших его стихотворений): Холодным утром солнце в дымке Стоит столбом огня в дыму. Я тоже, как на скверном снимке, Совсем неотличим ему. Пока оно из мглы не выйдет, Блеснув за прудом на лугу, Меня деревья плохо видят На отдаленном берегу. Поистине такого полного «самоустранения», такой растроганной растворимости в великом целостном (пусть в малых рамках нашей земной действительности) не знала в такой мере мировая поэзия. Это его, Пастернака, «новое слово», столь отличное от романтического «зрелищно-биографического самовыражения», свойственного большинству его современников. «Под...
Входимость: 1. Размер: 86кб.
Часть текста: не знал, если не считать встречи у Пастернаков (на Волхонке, 14), где он со старомодной церемонностью пригласил от имени своей жены, Ирины Сергеевны, Евгению Владимировну и Бориса Леонидовича пожаловать к ним на чашку чая и на ужин, а заодно пригласил и меня, оказавшегося на месте достопамятного происшествия. Но как музыканта и пианиста я знал Нейгауза уже в начале двадцатых годов, когда он, тогда еще профессор Киевской консерватории, впервые выступил с рядом концертов в Москве и сразу покорил публику «первопрестольной», как еще недавно именовали этот город, в котором родился и я 22 февраля (по старому стилю) 1901 года, в самый день огласки отлучения Льва Толстого от православной церкви. Два первых концерта Нейгауза были почти целиком посвящены Скрябину, кумиру тогдашней московской молодежи. На первом сонатном вечере пианист, в дополнение к обширной и труднейшей программе, много играл Шопена, среди прочего его чудесную фантазию f-moll, опус 49, а также — с почти оркестровой полнозвучностью — скрябинский ноктюрн для левой руки, держась правой за кант рояля. Успех был полный и беспримерный. Такого Скрябина Москва еще не слыхала. Второй вечер прошел под знаком какого-то безумия, охватившего и публику и концертанта. Нейгауз на бис повторил 3-ю и 5-ю сонаты, сыгранные им на первом концерте, —всего семь из десяти возможных. И вдруг, в ответ на восторженный рев слушателей, прозвучала никому неведомая мелодия — прелюд собственного сочинения концертанта, мне и публике показавшийся прелестным. Я был счастлив и глубоко...
Входимость: 1. Размер: 31кб.
Часть текста: не в человеческих мозгах, принадлежит уже к той новой эре, которая, думаю, скоро за первой воспоследует. Дай-то Бог. Дыханье ее уже чувствуется. Глупо ждать конца глупости. А то бы глупость была последовательной и законченной и глупостью уже не была. Глупость конца не имеет и не будет иметь: она просто оборвется на одном из глупых своих звеньев, когда никто этого не будет ждать. И оборвется она не потому, что глупость окончится, а потому, что у разумного есть начало и это начало вытесняет и аннулирует глупость. Так я это понимаю. Так жду того, что и вы, наверное, ждете. Иными словами: я не ищу просвета в длящемся еще сейчас мраке потому, что мрак его выделить не в состоянии. Зато я знаю, что просвета не будет потому, что будет сразу свет. Искать его сейчас в том, что нам известно, нет возможности и смысла: он сам ищет и нащупывает нас и завтра или послезавтра нас собою обольет". Внутренняя уверенность не подкреплялась тем, что продолжало существовать вокруг. В 1927 году, возвращаясь памятью к этому времени, Пастернак в стихотворении "К Октябрьской годовщине" отметил: Но, правда, ни в слухах нависших, Ни в стойке их сторожевой, Ни в низко надвинутых крышах Не чувствовалось ничего. Как всегда, своим мыслям и чувствам он находил подтверждение в природе - противопоставляя ей "интеллигентный круг", варьирующий на все лады то, что "пролает "Русская мысль"". Лундберг, Збарский и Карпов принадлежали к партии эсэров, Пастернаку казалось, что вековые, качаемые ветром сосны лучше предвидели события и знали все заранее: Кому, когда не этим, в сумерки Над хартиею мирозданья Подготовлять, безбрежа рубрики, Глухие замыслы восстанья. И может быть уже валандаясь В сегодня ставших ближе эрах, Они, туманной пропагандою, Лесам виднее, чем эсэрам. Публикация книги "Поверх барьеров" стала для Пастернака выходом из "теплицы тупика", в которую он попал, как ему казалось, в...
Входимость: 1. Размер: 27кб.
Часть текста: себя обязанным Боброву и (даже!) Асееву, вижу ясно теперь на бросающихся в глаза сравненьях - было никчемным вредом, приближавшим судьбу сделанного к действительности (всегда условной), и всегда понижавшим мои живые задатки или лучше сказать уровень, предшествовавший у меня каждый раз таким "успехам"... Только компромиссы в сторону живых сил, литературой не затронутых, сказывались благотворно... Но все, что обращено в Близнеце и Барьерах к тогдашним литературным соседям и могло нравиться им - отвратительно, и мне трудно будет отобрать себя самого среди этих невольных приспособлений, и еще труднее - дать отобранному тот ход, который (о как я это помню!) я сам тогда скрепя сердце пресекал из боязни наивности и литературного одиночества. Отсюда и Центрифуга и Футуризм". В раздел, получивший название "Начальная пора", вошли 11 стихотворений из 21, составлявших книгу "Близнец в тучах". Почти заново были переписаны "Сон", "Вокзал", "Венеция", "Зима" и "Зимняя ночь". Раздел открывался тремя стихотворениями из альманаха "Лирика" 1913 года. Была переработана поэма "Город" 1916 года, "Наброски к фантазии "Поэма о ближнем" превратились в удивительные по лирической силе "Отрывки из поэмы". В стихотворении "Мельницы", написанном в 1915 году после поездки в Красную Поляну, образ мельниц приобрел более отчетливое символическое значение творческой личности, художника, то есть гения, каторжным трудом отрабатывающего "воздушную ссуду". Теперь перед ними всей жизни умолот. Все помыслы степи и все слова, Какие жара в горах придумала, Охапками падают в их постава. Пастернак намеревался посвятить это стихотворение Маяковскому, выявляя тем самым первоначальный импульс его написания. Но потом посвящение Маяковскому было перенесено на...
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Часть текста: О своем отношении к музыке он писал немецкой корреспондентке Ренате Швейцер. Внезапно он узнал о намерении некоего Хозе Виллалонга устроить ему поездку по Европе и Америке с циклом лекций о русской поэзии и теории литературы и просил друзей "пресечь эту трепотню". Бесчисленные письма он получал от бельгийского инженера-электрика А. Мато, который регулярно оповещал Пастернака о содержании прессы и предлагал перевести "Охранную грамоту" с английского языка на французский. Он переслал Пастернаку "горячую, вдохновенную" статью о романе бельгийской писательницы А. Диаз Лозано и отклики поэтессы Веры Фости. В отличие от простых читательских отзывов публикации критических статей о романе по большей части огорчали Пастернака своим многословием и путаницей в самых простых вещах. "И я неожиданно вспоминаю об истоках романа, - писал он 4 августа 1958 года Жаклин де Пруаяр. - Нужно ли, чтобы мы любили друг друга просто так, или нужно, чтобы мы любили друг в друге бессмертное и единственно достойное? Единственное, что встает между мной, мастерами моего времени, критиками и друзьями, единственное, что я ношу в себе, настолько физически, с такою страстью и так по-земному. Это часть русской земли и то, что, мне кажется, хотел от нас Христос" 48 . Пастернака огорчал возросший интерес к его прошлому, многочисленные переводы его ранних стихов и прозы. "Ничем от этого нельзя ни защититься, ни отменить, ни исправить, ни ограничить, - писал он Жаклин де Пруаяр 30 января 1959 года. - Все, что было достигнуто на пути ко всепобеждающей красоте (что составляет душу романа), все расстроено и разрушено кучей необдуманных публикаций плохих и плохо переведенных стихов, незрелой и слабой прозы, фотографий, которые уродливее карикатуры, предельной невозможностью отделить красивое от безобразного" 49 . В прессе главным образом обсуждался вопрос о стиле романа, его приемы находили устаревшими, в сравнении с современной европейской...
Входимость: 1. Размер: 58кб.
Часть текста: О Борисе Пастернаке Глава четвертая Глава четвертая Вдвойне возбужденный прочитанной и понятой — не без усилия — замечательной книгой Пастернака, а также собственным литературоведческим замыслом, я побежал пешком с Чистых прудов к нему — бульварами на Волхонку. — Здравствуйте, —сказал он настороженным голосом и со столь же настороженной мнительностью в лице (и то сказать, получив драгоценный подарок, я целых семь дней не давал о себе знать). Но я с ходу же начал посильно варьировать пушкинское «Ты, Моцарт, бог...». Лицо его сразу преобразилось, и — это было смешно и трогательно! — он имел вид преглупо осекшегося человека. Я сразу догадался почему: он уже приготовил совсем другую речь на тему, что, мол, мое «неприятие» его книги ничуть не поколеблет нашей дружбы. Я не ошибся. Он уже заговорил. — А я, сказать по правде, уже примирился с тем, что при всех наших добрых отношениях — вы стихов моих не приняли. Я, если это было возможно, еще больше полюбил его за эту детскую мнительность... Кем я был, чтобы он этим так смущался? Я весело перебил его: — Вы читали Аверченко — «Сатириконцы в Европе»? — Нет, не читал. — Это и неважно. Должен признаться, я не сразу освоил язык «Сестры моей жизни». Но потом со мной случилось, как с «сатириконцами». Они не знали итальянского языка и вдруг, чуть ли не у могилы Данте, с изумлением обнаружили, что его понимают. Все объяснилось как нельзя проще: это говорили такие же, как они, русские путешественники. Так и со мной. Сначала мне язык этой книги показался слишком смелым, слишком новым (по лексике, по...
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Часть текста: у них наружу сквозь звук. Говоря о реализме в музыке, мы вовсе не имеем в виду иллюстративного начала музыки, оперной или программной. Речь совсем об ином. Везде, в любом искусстве, реализм представляет, по-видимому, не отдельное направление, но составляет особый градус искусства, высшую ступень авторской точности. Реализм есть, вероятно, та решающая мера творческой детализации, которой от художника не требуют ни общие правила эстетики, ни современные ему слушатели и зрители. Именно здесь останавливается всегда искусство романтизма и этим удовлетворяется. Как мало нужно для его процветания! В его распоряжении ходульный пафос, ложная глубина и наигранная умильность,- все формы искусственности к его услугам. Совсем в ином положении художник реалист. Его деятельность - крест и предопределение. Ни тени вольничания, никакой блажи. Ему ли играть и развлекаться, когда его будущность сама играет им, когда он ее игрушка! И прежде всего. Что делает художника реалистом, что его создает? Ранняя впечатлительность в детстве,- думается нам,- и своевременная добросовестность в зрелости. Именно эти две силы сажают его за работу, романтическому художнику неведомую и для него необязательную. Его собственные воспоминания гонят его в область технических открытий, необходимых для их воспроизведения. Художественный реализм, как нам кажется, есть глубина биографического отпечатка, ставшего главной движущей силой художника и толкающего его на новаторство и оригинальность. Шопен реалист в том же самом смысле, как Лев Толстой. Его творчество насквозь оригинально не из несходства с соперниками, а из сходства с натурою, с которой он писал. Оно всегда биографично не из эгоцентризма, а потому, что, подобно остальным великим реалистам, Шопен смотрел на свою жизнь как на орудие познания всякой жизни на свете и вел именно этот расточительно-личный и нерасчетливо-одинокий...
Входимость: 1. Размер: 49кб.
Часть текста: Пастернак Если я, говоря о современной поэзии России, ставлю эти два имени рядом, то потому, что они рядом стоят. Можно, говоря о современной поэзии РОССИИ, назвать одно из них, каждое из них без другого — и вся поэзия все-таки будет дана, как в каждом большом поэте, ибо поэзия не дробится ни в поэтах, ни на поэтов, она во всех своих явлениях — одна, одно, в каждом — вся, так же как, по существу, нет поэтов, а есть поэт, один и тот же с начала и до конца мира, сил, окрашивающая в цвета данных времен, племен, стран, наречий, лиц, проходящая через ее, силу, несущих, как река, теми или иными берегами, теми или иными небесами, тем или иным дном. (Иначе бы мы никогда не понимали Виллона, которого понимаем целиком, несмотря даже на чисто физическую непонятность иных слов. Именно возвращаемся в него, как в родную реку.) Итак, если я ставлю Пастернака и Маяковского рядом, — ставлю рядом, а не даю их вместе, — то не потому, что одного мало, не потому, что один в дpyгом нуждается, другого восполняет; повторяю, каждый полон до краев, и Россия каждым полна (и дана) до краев, и не только Россия, но и сама поэзия, — делаю я это, чтобы дважды явить то, что дай бог единожды в пятидесятилетие, здесь же в одно пятилетие дважды явлено природой: цельное полное чудо поэта. Ставлю я их рядом, потому что они сами в эпохе, во главе угла эпохи, рядом стали и останутся... Пастернак и Маяковский сверстники. Оба москвичи. Маяковский по росту, а Пастернак по рождению. Оба в стихи пришли из другого, Маяковский из живописи, Пастернак из музыки. Оба в свое принесли другое: Маяковский...