Поиск по творчеству и критике
Cлово "ARCHIVE"
Входимость: 3. Размер: 35кб.
Входимость: 2. Размер: 61кб.
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 3. Размер: 35кб.
Часть текста: прозе Пастернак прямо говорит стихами: «В силках снастей скучал плененный воздух». Это о прошлом Венеции (с. 249). The Marsden Archive Мелькают образы его будущих стихов. В «Апеллесовой черте» мы уже замечаем будущие стихи — «Гамлет»: это встреча Гейне с Камиллой. «— Я вас не понимаю. Или это — новый выход? Опять подмостки? Чего вы, собственно, хотите? — Да, это снова подмостки. Но отчего бы и не позволить мне побыть немного в полосе полного освещения? Ведь не я виной тому, что в жизни сильнее всего освещаются опасные места: мосты и переходы. Какая резкость! Все остальное погружено во мрак. На таком мосту, пускай это будут и подмостки, человек вспыхивает, озаренный тревожными огнями, как будто его выставили всем напоказ, обнесши его перилами, панорамой города, пропастями и сигнальными рефлекторами набережных (...) — Синьора,— театрально восклицает Гейне у ног Камиллы,— синьора,— глухо восклицает он, спрятав лицо в ладони,— провели ли вы уже ту черту?.. Что за мука!..» И через несколько страниц снова возвращение к той же теме, которая, в сущности, и не прерывалась: «Той же тошнотворной, карусельной бороздой тронулась, пошла и потекла цепь лиц... эспаньолок... моноклей... лорнетов, в ежесекундно растущем множестве наводимых на нее...» (с. 35). Это не проза, это пророчество о будущих стихах — о «Гамлете»: Гул затих. Я вышел на подмостки. Прислонясь к дверному косяку, Я ловлю в далеком отголоске, Что случится на моем веку. На меня наставлен сумрак ночи...
Входимость: 2. Размер: 61кб.
Часть текста: основном следующий принципам поэзии поздних символистов и особенно Анненского[4], писался в то время, когда Пастернак еще был участником объединения «Лирика», возглавлявшегося и поддерживавшегося Юлианом Анисимовым[5]. Едва ли к последнему приложимо полностью замечание о недаровитости эпигонов: напомню, что к стихотворению Анисимова “Cура” восходит первая половина начальной строки блоковского «На небе - празелень»; хотя Блок и назвал анисимовские стихи «очень бледными», но именно это поэтическое применение названия иконописной краски, содержавшееся в анисимовском стихотворном сборнике «Обитель», перед тем- в 1913г. - посланном ему автором с почтительной надписью, Блок невольно запомнил и использовал во втором стихотворении цикла «Кармен» в следующем 1914г.[6]. Позже Пастернак, не смягчая своего приговора по поводу дилетантства Анисимова, в своем первом опыте мемуаров хвалит его переводы, а во втором автобиографическом повествовании воздает должное его образованности. Пастернак познакомил Анисимова со стихами Рильке, столько для Пастернака тогда (но и много спустя) значившего и определившего много в его первых опытах, среди которых- переложения или явные подражания немецкому поэту («что если Бог- это кистень...»: стихи, в которых, как и во многом у Рильке, можно усмотреть образность, близкую к футуристической); Анисимов позднее, узнав от Пастернака о Рильке, тоже начал переводить его и выпустил целые две книги переводов («Часослова» и «Рассказов о Господе») в издании «Лирики» в том же 1913г.. Одно из...
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Часть текста: «морщились» Ю. Анисимов — добродушно и с полупохвалой, малодобродушно — В. Станевич, равнодушно — А. Сидоров. Бобров — «снисходил». Асеев — не знаю. Рубанович — не помню. Бобров, Сидоров, Рубанович, я — мы печатались уже в «Мусагете», Рубанович и я — в «Весах». Борис в «Мусагете» не участвовал. В 1912—1913 гг., в зиму эту, прочел у Крахта, в «молодом» «Мусагете», реферат «Лирика и бессмертие»1, на котором был Э. Метнер. «В общем и целом» — никто ничего не понял, и на меня посмотрели капельку косо. (Я устроил чтение.): «Борис Леонидович, да, конечно, очень культурный человек и в Марбурге живал, но... но все-таки при чем тут "Лирика и бессмертие"?» Было и действительно что-то очень сложно. Перекиданы какие-то неокантианские мостки от «лирики» к «бессмертию», и по этим хрупким мосткам Боря шагал с краской на лице от величайшего смущенья, с подлинным «лирическим волнением», несомненно своим, пастернаковским, но шагал походкой гносеоло-гизирующего Андрея Белого, заслушавшегося «Поэмы экстаза» Скрябина. Метнер — германист и кантианец —...