Поиск по творчеству и критике
Cлово "1935"

Часть текста: 1933 года приехал М. Горький. В качестве председателя Оргкомитета он выработал план бригадных поездок писателей в области и республики для изучения состояния литературы на местах и оказания помощи в подготовке съезда и составлении докладов. Летом 1933 года Пастернак заключил договор на книжку грузинских переводов. До сих пор он переводил только с известных ему европейских языков, сам определяя, какие стихотворения ему близки и насколько совершенно он может сделать перевод. Теперь он столкнулся с незнакомым языком. Занятия грузинским, начиная с 1931 года, дали некоторое понятие об азбуке и грамматике, умение что-то прочесть и понять, сказать застольную речь, но настоящее знание языка, необходимое для того, чтобы создать по-русски стихи, конгениальные оригиналу, требовало много времени и сил. Договорные сроки заставили обратиться к подстрочникам. Несколько стихотворений Табидзе и Яшвили Пастернак записал в чтении самих авторов еще в 1931 году. Теперь, в октябре 1933 года, в отделанном виде эти переводы были посланы в журнал "Литература и искусство Закавказья". Стремясь раздобыть новые авторские подстрочники, он примкнул к писательской бригаде, отправившейся 14 ноября 1933 года в Тифлис. Радость встречи с друзьями, путешествие по Грузии, шутки Николая Тихонова, с которым они делили номер в гостинице...

2. Борис Пастернак в воспоминаниях современников. Анатолий Тарасенков

Входимость: 11. Размер: 88кб.

Часть текста: вызван не содержанием статьи1 (я о нем и не говорил Б. Л.), а самим фактом того, что, может, придется отвечать. Дальнейшие встречи — вплоть до вечера Яхонтова, посвященного Маяковскому (кажется, в 1932 г.), в Малом зале консерватории, — малопримечательны и неинтересны. Они не запомнились почти. На этом же вечере Яхонтова, выйдя с Борисом Леонидовичем во время перерыва в курительную комнату, мы сразу вступили в горячий, взволнованный разговор о Маяковском. Б. Л. рассказывал, как до революции он явился однажды к Маяковскому в Питере в номер гостиницы, где он тогда жил. Дело было утром. Маяковский вставал с постели и, одеваясь, вслух читал «Облако в штанах» (куски из которого только что прочел Яхонтов, что и навело Б. Л. на это воспоминание)2. Горячая, не сдерживаемая ничем любовь к Маяковскому как к поэту и человеку наполняла все фразы Пастернака. В конце концов он расплакался как ребенок... Значительно раньше, примерно в 1929 г., — первый разговор с Б. Л. по телефону. Я писал заметку о нем в МСЭ и просил по телефону дать его библиографию. Б. Л. нелепо извинялся за то, что ему надо на минуту отойти от трубки для того, чтобы снять трубу с перекипающего самовара. Потом он долго и подробно перечислял свои книги и статьи о себе. Я спросил, не может ли он дать мне...

3. Борис Пастернак в воспоминаниях современников. Зинаида Пастернак

Входимость: 7. Размер: 159кб.

Часть текста: Пастернака, многие его стихи казались мне непонятными, а восторги мужа и Асмусов — наигранными. Их увлечение Андреем Белым мне тоже было непонятным, так как мое понимание современной поэзии заканчивалось на Блоке, которого я очень любила. Спустя год Ирина Сергеевна радостно прибежала к нам и сообщила, что познакомилась с Пастернаком. Знакомство было оригинальным: узнав по портрету Пастернака, лицо которого было не совсем обычным, она подошла к нему на трамвайной остановке и представилась. Она сказала ему, что муж и она горячие поклонники его поэзии, и тут же пригласила его к ним в гости. Он обещал прийти в один из ближайших дней. Ирина Сергеевна хотела, чтобы мы обязательно были у них. Я была уверена, что Пастернак не придет, попросила Генриха Густавовича пойти без меня и осталась дома с детьми. Оказалось, что Пастернак все же пришел и просидел с ними всю ночь. Все они пришли от него в какой-то раж и день и ночь говорили только о нем. Он произвел впечатление огнем, который шел как бы изнутри, и сочетанием этого огня с...

4. Иванова Наталья: Пересекающиеся параллели - Борис Пастернак и Анна Ахматова

Входимость: 6. Размер: 57кб.

Часть текста: нараспашку, каким был Пастернак. Это была полная его противоположность" 1 . Вспоминал - и сравнивал - человек, хорошо (и по отдельности) с ними знакомый, Лев Горнунг, он же - автор замечательных фотопортретов, свидетельствующих о несомненно талантливой наблюдательности. Вспоминал и сравнивал Горнунг тогда, когда уже не было на свете ни Пастернака, ни Ахматовой - они удалились туда, где "таинственной лестницы взлет", когда сравнение носит уже не земной, а более высокий характер. Итак, не просто - разные, а - "полная противоположность" . В то же время в сознании, отзывающемся русской поэзии XX века, Пастернак и Ахматова существуют там же, где и Мандельштам, и Цветаева. "В России пишут четверо: я, Пастернак, Ахматова и П. Васильев", - сказал в 1935-м С. Рудакову Мандельштам. "Нас мало, нас, может быть, четверо..." - четверка "горючих и адских" может располагаться каждым читателем по своему порядку, но в каноне русской поэзии XX века они стоят рядом. Рядом? "Благоуханная легенда" - так иронически охарактеризует Ахматова миф о себе и Цветаевой, например. То же самое - могла сказать и о Пастернаке. Чем внимательнее вчитываешься в мемуары и свидетельства, а уж тем более в стихи, чем глубже всматриваешься в сюжет существования оставивших бесценное наследие поэтов, тем больше возникает вопросов не о сходстве - о различии. О разных стратегиях творческого и житейского поведения близких, сближенных в общепринятом, среднестатистическом читательском мнении поэтов. Почти по...

5. Быков Дмитрий Львович: Борис Пастернак. ЖЗЛ. Глава XXIX. 1935. Нетворческий кризис

Входимость: 6. Размер: 34кб.

Часть текста: ему. Начались странные фобии, пропал сон. Тревожные, новые для Пастернака ноты появляются в письме к Тициану Табидзе от 10 марта: там говорится о «серой, обессиливающей пустоте», о приступах внезапной тоски, о бессоннице и неспособности работать. Но еще в феврале, в письме к Ольге Силловой, отчетлив мотив подступающей депрессии — и, как ни странно, раздвоения личности: «Я ни капельки не изменился, но положение мое морально переменилось к худшему. Где-то до съезда или на съезде (писателей.— Д. Б.) была попытка, взамен того точного, чем я был и остался, сделать из меня фигуру, арифметически ограниченную в ее выдуманной и бездарной громадности, километрической и пудовой. Уже и тогда я попал в положенье, нестерпимо для меня ложное. Оно стало теперь еще глупее. Кандидатура проваливается: фигура не собирается, не хочет и не может быть фигурой. Скоро все обернется к лучшему. Меня со скандалом разоблачат и проработают. Я опять вернусь к равенству с собою, в свою геометрическую реальность. Только бы дожить до Жениной зрелости, дописать бы только вещь». В апреле тридцать пятого, во власти бессонницы и неумолимо прогрессирующего психоза, Пастернак пишет Ольге Фрейденберг: «И так жизнь пройдет. И притом довольно скоро». Речь, конечно, не о перспективе естественной смерти — вернее, не только о ней,— а о том, что «разоблачат и проработают». Все письма Пастернака этого времени — крик «скорее бы!». Невыносимо натянутое, ложное, двусмысленное положение Официально Признанного Поэта вплоть до 1936 года не просто тяготит, но мучает его: от него ждут того, чего он дать в принципе не может, и для него — человека по природе деликатного и благодарного — такое положение мучительно вдвойне. При этом насчет эпохи у него уже нет никаких иллюзий: люди кругом не просто изничтожаются морально, но...

6. Борис Пастернак в воспоминаниях современников. Маргарита Анастасьева

Входимость: 5. Размер: 33кб.

Часть текста: по классу рояля. В ту пору он со своими тремя дочерьми, Ниной, Ольгой и Натальей, жил в центре Москвы на бывшей Поварской улице, в Доме номер 8. В хлебосольном доме существовала традиция по воскресным дням устраивать обед, на который приглашались близкие Феликсу Михайловичу люди. Дом был всегда наполнен музыкой. В центре большой светлой комнаты стоял рояль, на котором Ф. М. обычно играл сам и его знаменитые в будущем ученики: Владимир Горовец, Самуил Барер, Михаил Раухвергер, Владимир Белов, Мария Гринберг, Шура Аронова и, конечно, Генрих Нейгауз. Генрих Густавович в то время был женат на Зинаиде Николаевне, у них было два прелестных сына — Адик и Стасик. Жили они в этом же доме этажом выше. Каждое воскресенье на обед непременно приглашалась семья Нейгаузов и наша семья: мой папа — сын Ф. М., — Виктор Феликсович Анастасьев (он взял фамилию своей матери), моя мама — Анна Робертовна Грегер-Анастасьева1 (ученица Ф. М.) — и я. По воспоминаниям моей мамы, нас гостеприимно встречали, была удивительная атмосфера, насыщенная поэзией, музыкой, интересными разговорами: «После обеда Генрих Густавович частенько присаживался к роялю и много и долго играл Шопена, Скрябина, Брамса... Все были в восторге, слушая замечательного пианиста». Словом, интеллигентное общество, интересная, интеллектуальная атмосфера, счастливые дни... Борис Леонидович уже был хорошо знаком и дружил с Нейгаузами и с глубоким уважением и почтением относился к Ф. М. как к музыканту. Постепенно жизнь...

7. Борис Пастернак в воспоминаниях современников. Жозефина Пастернак

Входимость: 5. Размер: 22кб.

Часть текста: Берлине. И невольно мысленно переносилась в далекое прошлое, ко дню их серебряной свадьбы в Москве... Помню, как съехались родные из Петербурга, из Одессы, из Касимова. Всех не поместишь у нас на Волхонке, но все же — какая теснота, но и какое оживление в квартире. Помню: с кузиной Еточкой1 неделями мы бегали по магазинам, стараясь найти белые туфли без каблуков (мама ужаснулась бы, если бы девочки появились в туфельках на каблуках). Помню, как мы, дети, готовили несложные самодельные подарки. И помню тот февральский день — то, как с утра стали приходить, как называют их в старинных книгах, визитеры; как гостиная и другие наши комнаты стали переполняться гиацинтами и мимозами, гвоздикой и ландышами, лилиями, розами, — все больше поздравлений, телеграмм. Помню, как стали переставлять мебель для вечера, отодвигать к стенам мешавшие вещи в самой большой комнате — папиной мастерской, как установили два-три стола, превратившихся в один длинный — для вечернего пиршества. Квартира была мала, и потому к обеду оставались только родные и близкие друзья. И как отец («не люблю я празднеств этих») поглядывал на маму, боялся за ее сердце, за переутомление. И помню: Боря накупил и разбросал по сиявшему сервировкой и закусками обеденному столу пучки первых в этом году фиалок. Раздавались тосты, речи, веселые голоса, искрилось шампанское. После обеда Генриетта Петровна2 села за рояль, папа раза два прошелся в каком-то марше по гостиной со своей усталой, смущенной...

8. В.М.Борисов. Река, распахнутая настежь

Входимость: 5. Размер: 108кб.

Часть текста: сопровождаясь ясным пониманием того, что "неумение найти и сказать правду - недостаток, которого никаким умением говорить неправду не покрыть". "Стихи значат гораздо меньше для меня, чем Вы, по-видимому, думаете, - писал Пастернак в мае 1956 г. одной из своих корреспонденток, возражая против трактовки его как поэта по преимуществу. - Они должны уравновешиваться и идти рядом с большой прозой, им должна сопутствовать новая, требующая точности и все еще не нашедшая ее мысль, собранное, не легко давшееся, поведение, трудная жизнь". Первые прозаические наброски Пастернака датируются тою же зимой 1900/1910 г., что и первые поэтические опыты, и с этого времени рядом с писанием стихов постоянно шла работа над прозой, и именно ее Пастернак считал, вопреки общепринятым представлениям о нем, главным делом своей жизни. Своими первыми опытами в прозе Пастернак был неудовлетворен. Формальный блеск их - качество, особенно восхищавшее литературное окружение молодого Пастернака, - сам он очень скоро осознал как препятствие, мешающее поискам "человека в категории речи" и заглушающее "голос жизни, звучащий в нас". Зимой 1917/1918 года, завершив книгу лирических стихотворений "Сестра моя жизнь". Пастернак начал работу над большим романом с предположительным названием "Три имени". Воплощение этого замысла и тогда, и много позже он считал поворотным пунктом в своей литературной судьбе. В своем первом письме к Пастернаку (29 июня 1922 г.) Цветаева вспоминала: "Когда-то (в 1918 году, весной) мы с Вами сидели рядом за ужином у Цетлинов. Вы сказали: "Я хочу написать большой роман: с любовью, с героиней - как Бальзак". И я подумала: "Как хорошо. Как точно. Как вне самолюбия. - Поэт"". В марте 1919 г., заполняя анкету...

9. Катаева Тамара: Другой Пастернак - Личная жизнь. Темы и вариации. Ужас парижский, или утаенная любовь

Входимость: 5. Размер: 32кб.

Часть текста: что вас призвали“». Борис Пастернак. Второе рождение. Письма к З. Н. Пастернак. З. Н. Пастернак. Воспоминания. Стр. 281. Он был болен (дошло до психиатров и санаториев) к тому времени нервным расстройством на почве приступа фантомной ревности к связи, что была в ранней юности у Зинаиды Николаевны с двоюродным братом. Воспоминания о чужом прошлом дались ему так тяжело, что он не смог отвлечься на наконец случившуюся личную встречу в Париже с проживающей там Мариной Цветаевой, перепугал своим состоянием приехавшую к нему в Берлин на свидание сестру Жозефину, не повидался – просто не захотел, не смог заехать, завернуть, сделать остановку – с родителями (не нужно было быть поэтом, провидцем и пророком, чтобы знать почти наверняка, что другого раза не будет), и на обратном пути с полными чемоданами подарков Зинаиде Николаевне – вязаных платьев – его сняли с поезда и оставили в Ленинграде, до Москвы он доехать уже не мог. Плакал, поджидая Зину. Ну чем не история о любви? О ней много свидетельств: Жозефины, Марины Цветаевой, Али Эфрон, Зинаиды Николаевны, Бориса Пастернака (этих последних как-то не...

10. Борис Пастернак в воспоминаниях современников. Елизавета Черняк

Входимость: 4. Размер: 51кб.

Часть текста: свой душевный лад, мне как-то трудно думать о нем как о «великом». Близкая дружба Яши и Б. Л. в молодости и частые встречи с ним в десятилетие 1922—1932 сделали его для меня «Боречкой». Очень трудно писать о «великом» человеке, очень ответственно. Боюсь, что я этого не смогу. Постараюсь писать о «Боречке», как мне этого давно хотелось. Еще подтолкнул меня в этом направлении один милый юноша, который говорил мне, что все важно знать о Б. Л. Даже то, что у него часто болели зубы. Попробую. Всю жизнь у Яши была склонность увлекаться каким-нибудь одним человеком. Яша начинал его идеализировать, считал Учителем (с большой буквы). Первый его кумир был Маяковский. Яша был одержим его поэзией. Встретившись с ним в жизни, он отнесся к нему восторженно. Смерть Маяковского потрясла Яшу глубоко. Но Учителем Маяковский для него не стал. Разве что в поэзии. Затем было несколько людей незначительных — ошибки Яши. Среди них Натан Венгеров, человек талантливый и умный, но мелкий. Затем в Яшиной жизни появился человек, несомненно оказавший на него величайшее влияние, сформировавший его ум и душу, определивший ход его жизни, — это Михаил Осипович Гершензон. Но о нем надо сказать отдельно. Если могу, если успею, сделаю это обязательно. Но вот в 1922 году (может быть, в конце 1921-го) Яше попали в руки стихи Б. Л. Пастернака, молодого, до того ему неведомого поэта. Поэзия была Яшиной страстью, он сам в то время писал стихи. Стихи чужие чувствовал остро и тонко. Хорошие стихи приводили Яшу в состояние восторга, подъема, были для него счастьем. Для него не существовали...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1935"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1935"