Поиск по творчеству и критике
Cлово "1922"

Часть текста: ее на ноги, и мать перевезла ее в Петроград, куда перебралась к тому времени семья. Она вспоминала, как работала там курьером, а в свободное время занималась рисунком в училище Штиглица. Приехав в Москву, она поступила во ВХУТЕМАС, организованный после слияния Училища живописи и Строгановского училища. В начале 1921 года ее разыскал Михаил Штих, только что приехавший в Москву после двухлетних мытарств по Крыму, охваченному гражданской войной. "Мы очень быстро и крепко подружились, - вспоминал он в своих записках. - Я стал бывать по вечерам в ее комнате в большом доме на Рождественском бульваре. Подолгу говорили о жизни, об искусстве, я читал ей стихи, которые помнил в великом множестве, - Блока, Ахматову и, конечно, Пастернака". С помощью своего дяди, знаменитого врача Залманова, ему удалось поместить Женю на месяц в подмосковный санаторий в Пушкине. "И однажды, когда мы с Женей сидели на скамейке в санаторном лесу, я прочитал ей два моих стихотворения, увы, далеко не блестящих, которые были посвящены ей... Когда я кончил, Женя как-то погрустнела и сказала ласково и непреклонно: "Миша, мы с вами останемся друзьями. Вы меня поняли?.. " И мы остались друзьями. Только теперь наши встречи происходили чаще у нас, в Банковском. Женя очень подружилась с Шурой. А еще ей очень хотелось познакомиться с Борей, но их посещения все как-то не совпадали по времени". Как вспоминала Евгения Владимировна, они увиделись впервые на каком-то семейном вечере у Штихов. И вот однажды, продолжал свои записи Штих, "когда мы с...

2. Бурлака Д. К.,Горелик Л. Л.: В. Я. Брюсов – критик Б. Л. Пастернака

Входимость: 9. Размер: 18кб.

Часть текста: общественных перемен, хотя в творчестве Пастернака политические мотивы преломлялись в онтологические и воспринимались не в бытовом, а в бытийном ключе. Так, в письме родителям из Тихих Гор он сообщал: «Пробегая газеты, я часто содрогаюсь при мысли о том конце и о той пропасти, которая разверзается между дешевой политикой дня и тем, что – при дверях. Первое связано привычкой жить в эпоху войны и с ней считаться; -- второе, квартируя не в человеческих мозгах, принадлежит уже к новой эре, которая, думаю, скоро за первой воспоследует»[1]. Разница между искаженно воспринимающим происходящее человеческим сознанием и высшим смыслом истории с очевидностью выражена Пастернаком. Далее – об ощущении, с которым поэт встречает наступающую «новую эру»: «Иными словами: я не ищу просвета в длящемся еще сейчас мраке потому, что просвета не будет, потому, что будет сразу свет. Искать его сейчас в том, что нам известно, нет возможности и смысла: он сам ищет и нащупывает нас и завтра или послезавтра нас собою обольет». О таком же восприятии Пастернаком уже после Февральской революции событий эпохи свидетельствует К. Г. Локс в своих воспоминаниях: «Подумайте, -- сказал он мне при первой же встрече, – когда море крови и грязи начинает выделять свет». По замечанию Е. Б. Пастернака, «этот подъем стал импульсом создания “Сестры моей жизни”» [13, с. 227]. В «Послесловье» к «Охранной грамоте» Пастернак дал художественное описание «этого подъема»: «Едва ли сумел я как следует рассказать Вам о тех вечно первых днях всех революций, когда Демулены вскакивают ...

3. Пастернак Е.Б. Борис Пастернак. Биография (глава 4, страница 4)

Входимость: 8. Размер: 38кб.

Часть текста: и поэма "Тайны" Гете в моем переводе. Есть отзыв Блока об этом переводе среди других его рецензий, написанных для издательства "Всемирная литература" и помещенных в последнем томе его собрания. Пренебрежительный, уничтожающий отзыв, в оценке своей заслуженный, справедливый". Отзыв Блока не так страшен, как утверждает Пастернак, кроме того, он относится только к стихотворению "Посвящение", которое предваряло "Тайны" и которое открывало прижизненные издания лирики Гете. Блок писал, что перевод Алексея Сидорова, публиковавшийся в 1914 году книгоиздательством "Лирика", ему кажется понятней и ближе к тексту. В более поздние годы Пастернак проделал серьезную переработку своего перевода "Тайн", сохранившуюся в рукописи, но так и оставшуюся неизданной при его жизни. Для Лито Наркомпроса Пастернак подготовил рукопись первого тома собрания сочинений - "Стихотворения", объемом в 5 тысяч с лишним стихов. Собрание было прорецензировано Иваном Аксеновым в журнале "Художественное слово": "Преобразование метрики и разработка новых возможностей в этой области мало волновали молодого поэта, что создает ему особенное положение в группе стихотворцев, к которой он продолжает, по-видимому, примыкать. Характерным свойством его техники является широкое применение глагольной метафоры и эрритических построений. Сильный лирический темперамент расшивает указанный метод широкими группами образов, количество которых может иногда показаться несколько преувеличенным. Но дело в том, что преувеличенье вообще входит в основание манеры Б. Пастернака и упрекать его за это можно разве...

4. Борис Пастернак в воспоминаниях современников. Евгения Кунина

Входимость: 7. Размер: 35кб.

Часть текста: образ жизни и, в частности, принять участие в семинаре, приходившемся на этот день (занятия в ВЛХИ велись в вечерние часы). На Поварской мне, однако, встретилась большая группа наших институтских студентов. — Куда? — изумилась я. — В «Дом печати», на вечер Пастернака. Конечно же я пошла с ними — предстояло чудо: услышать стихи Пастернака в чтении автора. Конечно, оно и оказалось чудом. Этот непередаваемо-особенный голос, глубокий, гудящий, полный какого-то морского гула. Завыванье? Пение? Нет, совсем не то. Но столь музыкальная фразировка, такая напевная и нимало не нарочитая интонация, так органически текущие ритмы, такая полная и захватывающая взволнованность! Чувство, мысль, картины природы, душевных переживаний — все это слитно переливалось через край. Автор читал стихи из еще не опубликованной книги «Темы и вариации». Я забыла обо всем — о зале, о товарищах, о том, что было и что будет. Но чтение закончилось. И тогда страшная мысль прорвалась в мое восторженное оцепенение: брат! Брат, с которым мы всегда вместе впитывали все впечатления, — и он сейчас не слышал Пастернака, этих его стихов! Невозможно! Недопустимо! Надо, чтобы он услышал... Надо повторить этот вечер! Во что бы то ни стало! И тут я мгновенно вспомнила, что в пользу Читальни имени Тургенева предполагалось устройство платных вечеров в ее помещении. А я — друг Читальни, бывшая ее работница. Значит... — Володя, — обращаюсь я к нашему с братом...

5. Борис Пастернак в воспоминаниях современников. Елизавета Черняк

Входимость: 7. Размер: 51кб.

Часть текста: Еще подтолкнул меня в этом направлении один милый юноша, который говорил мне, что все важно знать о Б. Л. Даже то, что у него часто болели зубы. Попробую. Всю жизнь у Яши была склонность увлекаться каким-нибудь одним человеком. Яша начинал его идеализировать, считал Учителем (с большой буквы). Первый его кумир был Маяковский. Яша был одержим его поэзией. Встретившись с ним в жизни, он отнесся к нему восторженно. Смерть Маяковского потрясла Яшу глубоко. Но Учителем Маяковский для него не стал. Разве что в поэзии. Затем было несколько людей незначительных — ошибки Яши. Среди них Натан Венгеров, человек талантливый и умный, но мелкий. Затем в Яшиной жизни появился человек, несомненно оказавший на него величайшее влияние, сформировавший его ум и душу, определивший ход его жизни, — это Михаил Осипович Гершензон. Но о нем надо сказать отдельно. Если могу, если успею, сделаю это обязательно. Но вот в 1922 году (может быть, в конце 1921-го) Яше попали в руки стихи Б. Л. Пастернака, молодого, до того ему неведомого поэта. Поэзия была Яшиной страстью, он сам в то время писал стихи. Стихи чужие чувствовал остро и тонко. Хорошие стихи приводили Яшу в состояние восторга, подъема, были для него счастьем. Для него не существовали «трудные» стихи. Сквозь слова и строчки он чувствовал, «видел» самую душу поэта, его мысли и чувства. В это примерно время Яша начал работать в журнале «Печать и революция». Первое, что он там напечатал, была рецензия на книгу стихов Б. Л. «Сестра моя жизнь». Рецензия понравилась Пастернаку, и он пришел в редакцию. Так состоялось знакомство Яши с Б. Л. Мне трудно выразить и рассказать, кем был для Яши Б. Л. Сколько было у него к нему любви, нежности. Не было такого периода в жизни, самого сложного, самого трудного, когда он не думал о Б. Л. Каковы бы ни были их отношения, более прохладные примерно после 1932...

6. Эпштейн Михаил: Борис Пастернак

Входимость: 7. Размер: 8кб.

Часть текста: беспрестанная игра, веселая и дерзкая: воздух "шипучкой играет от горечи тополя"; во время снегопада "крадучись, играя в прятки, Сходит небо с чердака"; на море, поднятые ветром "барашки грязные играли"; "сколько надо отваги Чтоб играть на века, Как играют овраги, Как играет река" ("После дождя", "Снег идет", "Вакханалия"). Характерны такие пастернаковские эпитеты к природе: Характерны такие пастернаковские эпитеты к природе: "обалдев", "одурев", "ошалев", "в бреду", "в лихорадке", "был мак, как обморок", "грозой одуренная влага", соловей "кору одурял", он как "ртуть очумелых дождей", от него "ошалелое щелканье катится", "и шелест листов был как бред", "речь половодья - бред бытия" ("Маргарита", "Белая ночь", "Душная ночь" и др.). Причем этот бред - от здоровья, от избытка сил, не вмещающихся в разумные пределы, природа действует и говорит взахлеб, опрометчиво, бессознательно: ручей "полубезумный болтун" ("Опять весна"), июль - "степной нечесаный растрепа" ("Июль"). Ни у кого природа не одушевлена так, как у Пастернака; причем у нее душа озорницы, проказницы, движения которой суматошны и порывисты: "вырывается весна нахрапом", "за окнами давка, толпится листва", "сад тормошится", "рушится степь"... Если у С. Есенина преобладает прием олицетворения: неодушевленные явления приобретают облик людей и животных (ветер - отрок, месяц - ворон), то у Пастернака, при отсутствии наружного сходства, очеловечиваются сами действия, повадки природы - своенравной, бесчинной, неугомонной ("Небо в бездне поводов, Чтоб набедокурить" - "Звезды...

7. Борис Пастернак в воспоминаниях современников. Лев Горнунг

Входимость: 6. Размер: 70кб.

Часть текста: ВСТРЕЧА ЗА ВСТРЕЧЕЙ По дневниковым записям До непосредственных встреч и близкого знакомства с Пастернаком я видел его несколько раз на Никитском бульваре в Доме печати (№ 8). Это было еще в 1922 году. По-видимому, он тогда только что женился и приходил уже с женой. Оба были очень молоды. Постоянно их окружали близкие друзья. Я слышал, как его называли просто Борисом, а ее — Женечкой. С детства я всегда отличался большой наблюдательностью, был замкнут и молчалив, всегда очень внимательно схватывал и запоминал все, вплоть до деталей. Это свойство у меня осталось на всю жизнь, пока сохранялось зрение. Время, о котором я говорю, было самое начало моего соприкосновения с современной поэзией. Этим я во многом обязан моему старшему брату Борису1, который направлял меня и многое в поэзии сам уже знал. От него я услышал и о первых двух книгах Бориса Леонидовича «Близнец в тучах» и «Поверх барьеров». Я еще плохо в них разбирался, это был слишком новый стиль в поэзии, к которому надо было привыкнуть и входить в него. Держась в отдалении в Доме печати, я присматривался и прислушивался к Пастернаку и тем временем как-то привыкал к нему. Он был какой-то особенный, ни на кого не похожий, в разговоре сумбурный,...

8. Биография (неизвестный автор, вариант 2)

Входимость: 5. Размер: 23кб.

Часть текста: Леонидович Пастернак; 29 января (10 февраля) 1890, Москва, Российская империя — 30 мая 1960, Переделкино, Московская область, СССР) — русский поэт и писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе (1958). Будущий поэт родился в Москве в интеллигентской еврейской семье. Родители Пастернака, отец — художник, академик Петербургской Академии художеств Леонид Осипович (Исаак Иосифович) Пастернак и мать — пианистка Розалия Исидоровна Пастернак (урождённая Кауфман, 1868–1939), переехали в Москву из Одессы в 1889 году, за год до его рождения. Борис появился на свет в доме на пересечении Оружейного переулка и Второй Тверской-Ямской улицы, где они поселились. Кроме старшего, Бориса, в семье Пастернаков родились Александр (1893–1982), Жозефина (1900–1993) и Лидия (1902–1989). Приблизительно до 1920 года Пастернак носил по документам отчество Исаакович. Семья Пастернаков поддерживала дружбу с известными художниками (И. И. Левитаном, М. В. Нестеровым, В. Д. Поленовым, С. Ивановым, Н. Н. Ге), в доме бывали музыканты и писатели, в том числе Лев Толстой. В 1900 году Райнер Рильке познакомился с семьёй Пастернаков во время второго визита в...

9. Борис Пастернак в воспоминаниях современников. Яков Черняк

Входимость: 5. Размер: 27кб.

Часть текста: месяцев. Теперь Пастернак эти книги получает — расползшиеся, размытые сыростью и водой, отсыревшие и разбухшие2. «Когда я их увидал, у меня слезы подступили к горлу... и не потому, что это мои книги, жалко и т. п., нет... ведь это просто больно, когда так обращаются... Часть книг находится в цензуре. Цензор их забрал, что называется, на вес». Безобразие и анекдот. Им забраны книги с пометкой Р. Ц. 3, изданные во время революции в России, увезенные Пастернаком из России года полтора тому назад и возвращающиеся теперь. Среди книг, задержанных цензором, например, русский старый перевод Диккенса, современные немецкие революционные издания и пр. Пастернак пристыдил цензора, и тот, кажется, на днях выдаст ему все. По поводу этого Пастернак говорит: «Цензор меня знает, заявляет: вы человек известный, вам все будет выдано, — а что, — прибавляет Пастернак, — если бы я был менее известен, не получить мне тогда книг?» 19 ноября <...> Вчера был у К. Локса; виделся там с Пастернаком. Боря в унынии. Говорит, что «знает теперь — вещь его неудачна»... В «ЛЕФе» организовали «комиссию» для оценки этой вещи. (Каково! — это товарищи по группе и ...

10. Иванова Наталья: Пересекающиеся параллели - Борис Пастернак и Анна Ахматова

Входимость: 4. Размер: 57кб.

Часть текста: туда, где "таинственной лестницы взлет", когда сравнение носит уже не земной, а более высокий характер. Итак, не просто - разные, а - "полная противоположность" . В то же время в сознании, отзывающемся русской поэзии XX века, Пастернак и Ахматова существуют там же, где и Мандельштам, и Цветаева. "В России пишут четверо: я, Пастернак, Ахматова и П. Васильев", - сказал в 1935-м С. Рудакову Мандельштам. "Нас мало, нас, может быть, четверо..." - четверка "горючих и адских" может располагаться каждым читателем по своему порядку, но в каноне русской поэзии XX века они стоят рядом. Рядом? "Благоуханная легенда" - так иронически охарактеризует Ахматова миф о себе и Цветаевой, например. То же самое - могла сказать и о Пастернаке. Чем внимательнее вчитываешься в мемуары и свидетельства, а уж тем более в стихи, чем глубже всматриваешься в сюжет существования оставивших бесценное наследие поэтов, тем больше возникает вопросов не о сходстве - о различии. О разных стратегиях творческого и житейского поведения близких, сближенных в общепринятом, среднестатистическом читательском мнении поэтов. Почти по Лобачевскому: вроде бы и параллельные, но пересекаются. И наоборот: вроде бы пересекаются, но - параллельные. Независимые. Отдельные. И сентиментально-мелодраматическая картинка Ахматова - Мандельштам - Цветаева - Пастернак, представляющая собою некое надындивидуальное целое ( вместе противостояли известно чему), распадается на самостоятельные, с неровными, а иногда даже очень острыми краями образования. От утешительного мифа о единстве не остается и следа. В своих "Записных книжках. 1958-1966", изданных Einaudi в 1996-м, Ахматова набросала предварительный план книги "Мои полвека", где назвала главку о Пастернаке (внутри предполагаемой главы "Мои современники") так: "Разгадка тайны" 2 . На самом деле тайна была в отношениях двух поэтов и...

Поиск по творчеству и критикеCлово "1922"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "1922"