Б. Л. Пастернак
Мучкап
Душа — душна, и даль табачного
Какого-то, как мысли, цвета.
У мельниц - вид села рыбачьего:
Седые сети и корветы.
Чего там ждут, томя картиною
Корыт, клешней и лишних крыльев,
Застлавши слез излишней тиною
Последний блеск на рыбьем рыле?
Ах, там и час скользит, как камешек
Заливом, мелью рикошета!
Увы, не тонет, нет, он там еще,
Табачного, как мысли, цвета.
Увижу нынче ли опять ее?
Морской, предгромовой, кромешной.
Но этот час объят апатией
До поезда ведь час. Конечно!
"Сестра моя - жизнь" Бориса Пастернака. Сверка понимания
(отрывок из книги)
Мучкап. Впервые - в издание 1922 года. В автографе 1919 года примеч.: «Мучкап, как и следующая далее Ржакса, - названия станций Камышинской ветки Юго-вост. жел. дор.»; в машинописи 1921: «Мучкап - село Балашовского уезда Саратовской губернии» («в действительности, Тамбовской губ.», делает примечание Баевский-ВБ 1: 465).
Уже эти примечания показывают: стихотворение построено как загадка. В заглавие вынесено заведомо непонятное слово; текст стихотворения позволяет лишь неуверенно догадываться, что это может быть названием местности; подтверждается эта догадка только в другом стихотворении, «Попытка душу разлучить... В Ржакса и Мучкап». Этимология слова «Мучкап» нерусская и ничего не говорит читателю. Поверхностные звуковые ассоциации возможны двоякие: 1) «мучка» (уменьш.) - «мукА» - «мУка, мучить»; 2) «Мучкап», как, например, «Нордкап»: «кап» - мыс; Мучкап -«мучительный мыс». Отсюда потом в «Попытка душу разлучить...) «прояснялась мысль [из темного, «табачного» цвета, как в нашем стихотворении?] ... как пеной, в полночь, с трех сторон внезапно озаренный мыс». Смежная «Ржакса» будет ассоциироваться более отчетливо с корнями «ржаной» и «ржавый» (больше с ржавый, потому что в нем А под ударением): «ржаной», т. е. черный, грубый хлеб, «ржавый», т. е. состарившееся, испортившееся орудие, - обе ассоциации негативные, как будто кончился срок любви.
Далее, если заглавие и текст соотносятся как загадка и подступ к разгадке (сама разгадка откладывается до другого стихотворения), то сам текст построен как парадокс - картина сухой степи уподобляется картине моря и приморья. Такое уподобление уже было в стих. «Степь» («... как марина», т. е. картина с морским видом), но там море представлялось традиционно, волнующимся, живым и животворным, а здесь нетрадиционно, застывшим и томящим. Мотивировка этого парадокса оттянута (как разгадка загадки) в самый конец стихотворения; поэтому проясняющий пересказ удобнее начать с его последней строфы, а не с первой.
... Увижу нынче ли опять ее? / До поезда ведь час. Конечно! / Но этот час объят апатией / Морской, предгромовой, кромешной. В первых двух строках все слова в прямых значениях (разве что «опять» скорее значит «еще раз»), они и реконструируют ситуацию: «герой на железнодорожной станции напряженно ждет, придет ли героиня проститься с ним перед его отъездом». Из сомнения («увижу ли?»; необычно передвинутое «ли» напоминает синтаксические деформации у Маяковского) и утверждения («конечно!») предположительно восстанавливается, что отъезду предшествовали размолвка и примирение между героями. В последних двух строках, наоборот, все слова в переносных значениях: сперва малые семантические сдвиги (час не как единица времени, а, метонимически, как ситуация в это время; апатия не как бесчувствие, а наоборот, как очень напряженная неподвижность), потом метафоры: общеязыковая объят и контекстуальные морской (т. е. большой), предгромовой (т. е. напряженной; ожидалось бы скорее более общее предгрозовой, возможна тематическая перекличка с «Болезнями земли» (PC)), кромешной (т. е. мрачной, адской: слово «кромешный» сочетается только с тьмой, мраком и адом). Показатель тропеичности 50%.
От этого «морской, т. е. большой» исходит вся приморская образность предыдущих строф. Дополнительная ее мотивировка в фразеологизме «ждать у моря погоды»; в тексте 1922 года он скрыт, но в упрощающей переработке 1956 года выведен на поверхность в первом варианте ст. 5-8: «Чего там ждут, томя картиною Тоскливой дали без исхода! Чего там с грустью беспричинною Ждут точно у моря погоды?» (отмечено ОК).
Душа - душна, и даль табачного / Какого-то, как мысли, цвета. / У мельниц - вид села рыбачьего: / Седые сети и корветы. «Настроение мрачно, и все вокруг кажется мрачно: например, застывшие мельницы похожи на мачты у берега и шесты с сохнущими сетями на берегу». - В прямом значении - душа, даль, мельницы, вид; внутри сравнения -также рыбачье село и сети, всего 4-7 слов из 13; показатель тропеичности 70-45%. Душна - метонимия (на человека переносится характеристика его окружения), остальные переносные слова - метафоры. Мельницы для Пастернака еще в «Поверх барьеров» были символами творческого преодоления мира, здесь они бездействуют (как сохнущие сети со следами соли), к ним будет приложимо слово «апатия» из финальной строфы. Следует ли представлять себе табачный цвет как светло-коричневый или темно-коричневый? Если светло-коричневый, то он подсказан степной пылью, затуманивающей даль (так - ОК); если темно-коричневый (кажется, что это вероятнее), то он подсказан колоритом голландской живописи (ср. «картиною» в ст. 5), где и мельницы, и корабли с мачтами были обычными пейзажными мотивами. (Рассуждения Шпенглера о метафизическом смысле этой коричневости еще не были опубликованы.) В слове табачный присутствует также и оттенок дурманности или, во всяком случае, удушливости. Слово корветы в значении «рыбацкие суда» - нарочитая небрежность: корвет - парусный военный корабль («малый фрегат»; ассоциации с пушечным дымом возможны, но сомнительны).
Чего там ждут, томя картиною / Корыт, клешней и лишних крыльев, / Застлавши слез излишней тиною / Последний блеск на рыбьем рыле? «От утомительного ожидания выступают слезы на глазах, туманя вид бессильных парусов (мельничных крыльев) и умирающих рыб». - В прямом значении - ждут, томя, застлавшие слезы, блеск, рыбий, корыта (7 слов из 15 - 55% тропеичности). Клешни - видимо, синекдоха (вместо раков или крабов, забракованных и выброшенных в кучи; ОК допускает, что это тоже метафора мельничных крыльев, но соединение клешней и... крыльев, как кажется, говорит против этого); остальное - метафоры (картина - очень стертая метафора). Слово крылья совмещает значения метафорическое («рыбачьи паруса» в картине-сравнении) и прямое («мельничные крылья» в картине-реальности); может быть, в корытах, «корабли»). Лишних (бесполезных при безветрии) и излишней тиною (напрасных слез) - повторение, кажущееся небрежностью, опирается на аллитерацию с клешнями. Тина Последний блеск - высыхающей на воздухе рыбьей чешуи; рыбье рыло - может быть, с вытянутыми губами, хватающими воздух: образ задыхающейся на берегу рыбы вписывается в общую картину мучения. Нет ли здесь вывернутого наизнанку образа пушкинской Золотой рыбки, исполнявшей желания, а теперь мертвой?
щим планом (ближе - «седые сети», дальше - мачты «корветов»), в этой строфе - средним планом (корыта и кучи с клешнями возле хижин) с отступлениями сперва в дальний план («крылья»-паруса), потом в очень ближний («рыбье рыло»), эмоционально подчеркнутый «слезами». В окончательной переработке 1956 года сохранен только дальний план, повторяющий картину предыдущей строфы, с раскрытием метафоры и с еще больше усиленной эмоцией: «Крылатою стоянкой парусной Застыли мельницы в селеньи, И все полно тоскою яростной Отчаянья и нетерпенья».
Ах, там и час скользит, как камешек / Заливом, мелью рикошета! / Увы, не тонет, нет, он там еще, / Табачного, как мысли, цвета. «Время движется мрачно и медленно, час ожидания никак не кончается - так камешек, пущенный по воде, скользит и никак не утонет». - Что этот «час» не просто синоним времени, а реальный час, оставшийся до поезда, выяснится только в следующей строфе. Здесь второй образный парадокс: медленное течение времени уподобляется быстрому полету камешка (по единственному признаку «никак не кончается»). И эта, и предыдущая строфы начинаются анафорой там, «в картине взморья»: «там ждут» (поэт переносит собственное ожидание вовне), поэтому «там час скользит» бесконечно. Час и там - единственные слова в прямом значении; внутри сравнения с камешком в прямом значении употреблены также мель и табачного, как мысли, цвета - метафоры (из 12 знаменательных слов - 85—40% тропеичности). Ожидаемая конструкция -«... по заливу, рикошетом (отталкиваясь от воды, как) от мели»: творительный перемещается с «рикошета» (в котором он обычен) на залив и мель - нечто вроде метафоры грамматических форм. После «слез» предыдущей строфы эмоциональная окраска продолжается в вступительных Ах и Увы. Там еще возвращает читателя к началу строфы (там и час), а к началу стихотворения; может быть, мель тоже напоминает своим звучанием мельницы из начала стихотворения.
ления: композиционное строение стихотворения - 1+3 строфы.
Заметим, что стихотворный размер стихотворения - 4-ст. ямб с рифмовкой ДЖДЖ; единственный памятный прототип его - блоковское «Под насыпью, во рву некошенном...», тоже мрачное и тоже железнодорожное стихотворение. Первые слова стихотворения, «Душа - душна», задавали установку на аллитерационную связность; здесь кульминацией была II строфа с картиною корыт и... крыльев, лишними клешнями и
Если бы порядок стихотворений в книге определялся только хронологией, то друг за другом следовали бы «Дик прием был, дик приход» (размолвка), «Мухи мучкапской чайной» (разрядка после размолвки), «Мучкап» (отъезд из Мучкапа и ожидание прощания), «Возвращение» (из поездки в Москву), «У себя дома» (Москва) и «Попытка душу разлучить» (воспоминание о Мучкапе) вместе с другими стихами-воспоминаниями о лете.