Документ №24
Письмо Б. Л. Пастернака в редакцию газеты «Правда»
05. 11. 1958
Я обращаюсь к редакции газеты «Правда» с просьбой опубликовать мое заявление.
Сделать его заставляет меня мое уважение к правде.
Как все происшедшее со мною было естественным следствием совершенных мною поступков, так свободны и добровольны были все мои проявления по поводу присуждения мне Нобелевской премии.
Присуждение Нобелевской премии я воспринял как отличие литературное, обрадовался ей и выразил это в телеграмме секретарю Шведской Академии Андерсу Эстерлингу.
Но я ошибся. Так ошибиться я имел основание, потому что меня уже раньше выставляли кандидатом на неё, например пять лет назад, когда моего романа еще не существовало.
По истечении недели, когда я увидел, какие размеры приобретает политическая кампания вокруг моего романа, и убедился, что это присуждение шаг политический, теперь приведший к чудовищным последствиям, я по собственному побуждению, никем не принуждаемый, послал свой добровольный отказ.
В своем письме к Никите Сергеевичу Хрущеву я заявил, что связан с Россией рождением, жизнью и работой и что оставить ее и уйти в изгнание на чужбину для меня немыслимо. Говоря об этой связи, я имел в виду не только родство с ее землей и природой, но, конечно, также и с ее народом, ее прошлым, ее славным настоящим и ее будущим.
Но между мною и этой связью стали стеной препятствия по моей собственной вине, порожденные романом.
У меня никогда не было намерений принести вред своему государству и своему народу.
Редакция «Нового мира» предупредила меня о том, что роман может быть понят читателями как произведение, направленное против Октябрьской революции и основ советского строя. Я этого не осознавал, о чем сейчас сожалею.
В самом деле, если принять во внимание заключения, вытекающие из критического разбора романа, то выходит, будто я поддерживаю в романе следующие ошибочные положения. Я как бы утверждаю, что всякая революция есть явление исторически незаконное, что одним из таких беззаконий является Октябрьская революция, что она принесла России несчастья и привела к гибели русскую преемственную интеллигенцию.
и это причина, почему в конце концов я от премии отказался.
Если бы издание книги было приостановлено, как я просил моего издателя в Италии (издания в других странах выпускались без моего ведома), вероятно, мне удалось хотя бы частично это поправить. Но книга напечатана, и поздно об этом говорить.
В продолжение этой бурной недели я не подвергался преследованию, я не рисковал ни жизнью, ни свободой, ничем решительно. Я хочу еще раз подчеркнуть, что все мои действия совершаются добровольно. Люди, близко со мною знакомые, хорошо знают, что ничто на свете не может заставить меня покривить душой или поступить против своей совести. Так было и на этот раз. Излишне уверять, что никто ничего у меня не вынуждал и что это заявление я делаю со свободной душой, со светлой верой в общее и мое собственное будущее, с гордостью за время, в которое живу, и за людей, которые меня окружают.
Я верю, что найду в себе силы восстановить свое доброе имя и подорванное доверие товарищей.
Б. Пастернак
«Срочно. Разослать членам Президиума ЦК КПСС и кандидатам в члены Президиума ЦК КПСС. 5. ХI-58 г. В. Малин».
АП РФ. Ф. З. Оп. 34. Д. 269. Л. 66, 67–68. Подлинник. Подпись – автограф.
Опубл.: Правда. 1958. 6 ноября; Источник. 1993. № 4. С. 105–106.
Примечания
1 «4 ноября в квартире раздался телефонный звонок:„Говорят из ЦК. Ольга Всеволодовна, говорит Дмитрий Алексеевич [Поликарпов], пора нам встретиться, давайте попросим Бориса Леонидовича написать обращение к народу...“. Конечно, проще всего было бы остановиться на письме Б[ориса] Л[еонидовича] к Хрущеву, но на это не хватало ни ума, ни элементарной гуманности. И все началось заново. Боря тут же сел за стол и написал проект письма в „Правду“. Он писал, что по его разумению Нобелевская премия должна была бы быть гордостью его народа, и если он от нее отказался, то не потому, что считает себя виновным или испугался за себя лично, а только лишь под давлением близких и боязнью за них... Письмо было заведомо неприемлемо для Поликарпова.
Пошла я на следующий день с проектом письма, написанного Борей, в ЦК. Как и следовало ожидать, Поликарпов сказал, что мы с ним будем „сами работать над этим письмом“. Это была работа завзятых фальсификаторов. Мы брали отдельные фразы Б[ориса] Л[еонидовича], написанные или сказанные им в разное время и по разному поводу, соединяли их вместе. Вырванные из контекста, они не отражали общего хода мысли Б. Л. Белое становилось черным. Но здесь же была выдана плата: Поликарпов твердым голосом заявил, что выручит нас в переиздании „Фауста“, и обещал снять вето с Бори и меня в „Гослитиздате“, так что нас будут снабжать переводческой работой.
Когда я тут же пришла к Боре с новым вариантом письма, в котором были почти все его слова, но совсем не было его мысли, - он только рукой махнул. Он устал. Ему хотелось покончить с этим исключительным положением» ( Годы с Борисом Пастернаком. В плену времени. М., 1992. С. 326-327).