ПАСТЕРНАК, БОРИС ЛЕОНИДОВИЧ
ПАСТЕРНАК, БОРИС ЛЕОНИДОВИЧ (1890–1960), советский поэт, прозаик, переводчик. Родился 10 февраля 1890 в Москве.
Его мать была пианисткой, отец – художник. Дух творчества постоянно жил в квартире Пастернаков. Здесь часто устраивались домашние концерты. «Больше всего на свете я любил музыку, больше всех в ней – Скрябина», – вспоминал Пастернак впоследствии. Ему прочили карьеру музыканта. Еще в пору учебы в гимназии он прошел 6-летний курс композиторского факультета консерватории, но в 1908 оставил музыку: у него не было абсолютного музыкального слуха.
Поступил на философское отделение историко-филологического факультета Московского университета. Весной 1912 он поехал продолжать учебу в немецкий город Марбург. Глава марбургской школы философов-неокантианцев Герман Коген предложил Пастернаку остаться в Германии для получения докторской степени (см. также НЕОКАНТИАНСТВО). Однако и этому не суждено было осуществиться. Молодой человек влюбился в бывшую свою ученицу Иду Высоцкую, заехавшую вместе с сестрой в Марбург, чтобы навестить Пастернака. Он начал писать стихи.
Они приходили и раньше, но лишь теперь их стихия нахлынула на него. Позже в автобиографической повести Охранная грамота (1930) поэт попытался обосновать свой выбор, а заодно дать определение этой овладевшей им стихии: «Мы перестаем узнавать действительность. Она предстает в какой-то новой категории. Категория эта кажется нам ее собственным, а не нашим состоянием. Помимо этого состояния все на свете названо. Не названо и ново только оно. Мы пробуем его назвать. Получается искусство».
По возвращении в Москву он входит в литературные круги. В альманахе «Лирика» впервые печатаются несколько не переиздававшихся им впоследствии стихотворений. Вместе с Н. Асеевым и С. Бобровым он организовывает группу новых или «умеренных» футуристов – «Центрифуга».
В 1914 вышла первая книга стихов Близнец в тучах. Многие стихотворения этой, а также следующей (Поверх барьеров, 1917) книг он впоследствии значительно переработал, другие никогда не переиздавал.
В том же 1914 он познакомился с Владимиром Маяковским, которому суждено было сыграть огромную роль в судьбе и творчестве Пастернака: «Искусство называлось трагедией, – писал он в Охранной грамоте. – Трагедия называлась Владимир Маяковский. Заглавье скрывало гениально простое открытие, что поэт не автор, но – предмет лирики, от первого лица обращающейся к миру».
Марина Цветаева, посвятившая Пастернаку и Маяковскому статью (1933), определяла разницу их поэтик строчкой из Тютчева: «Все во мне и я во всем». Если Владимир Маяковский, писала она, – это «я во всем», то Борис Пастернак, безусловно – «все во мне».
Действительное «лица необщее выраженье» было обретено в третьей по счету книге Пастернака Сестра моя – жизнь (1922). Именно с нее он повел отсчет своему поэтическому творчеству. Книга включила стихи и циклы 1917.
Это – круто налившийся свист,
Это – щёлканье сдавленных льдинок,
Это – ночь, леденящая лист,
Это – двух соловьёв поединок.
(Определение поэзии)
Явления природы наделены в творчестве Пастернака не свойственными им качествами: гроза, рассвет, ветер очеловечиваются; трюмо, зеркало, рукомойник оживают – миром правит «всесильный бог деталей»:
Огромный сад тормошится в зале,
Подносит к трюмо кулак,
Бежит на качели, ловит, салит,
Трясёт – и не бьёт стекла!
(Зеркало)
«Действие Пастернака равно действию сна, – писала Цветаева. – Мы его не понимаем. Мы в него попадаем. Под него попадаем. В него – впадаем... Мы Пастернака понимаем так, как нас понимают животные». Любой мелочи сообщается мощный поэтический заряд, всякий сторонний предмет испытывает на себе притяжение пастернаковской орбиты. Это и есть «все во мне».
Эмоциональную струю Сестры моей – жизни подхватила следующая книга Пастернака Темы и вариации
Я не держу. Иди, благотвори.
Ступай к другим. Уже написан Вертер,
А в наши дни и воздух пахнет смертью:
Открыть окно, что жилы отворить.
(Разрыв)
Но «заумная», «маловразумительная» лирика Пастернака оказалась не в чести у читателей. Пытаясь осмыслить ход истории с точки зрения социалистической революции, Пастернак обращается к эпосу. В 1920-х он создает поэмы Высокая болезнь (1923–1928), Девятьсот пятый год (1925–1926), Лейтенант Шмидт (1926–1927), роман в стихах Спекторский (1925–1931).
Наряду с Маяковским, Асеевым, Каменским, Пастернак входил в эти годы в Леф («Левый фронт искусств»), провозгласивший создание нового революционного искусства, «искусства-жизнестроения», должного выполнять «социальный заказ», нести литературу в массы. Отсюда обращение к теме первой русской революции в поэмах Лейтенант Шмидт, Девятьсот пятый год, отсюда же обращение к фигуре современника, обыкновенного «человека без заслуг», ставшего поневоле свидетелем последней русской революции, участником большой Истории – в романе Спекторский. Впрочем, и там, где поэт берет на себя роль повествователя, ощущается свободное, не стесненное никакими формами дыхание лирика.
«второе рождение». Книга с таким названием вышла в 1932. Пастернак вновь воспевает простые и земные вещи: «огромность квартиры, наводящей грусть», «зимний день в сквозном проеме незадернутых гардин», «пронзительных иволог крик», «вседневное наше бессмертье». Однако и язык его становится иным: упрощается синтаксис, мысль кристаллизуется, находя поддержку в простых и емких формулах, как правило, совпадающих с границами стихотворной строки. Поэт в корне пересматривает раннее творчество, считая его «странной мешаниной из отжившей метафизики и неоперившегося просвещенства». Под конец своей жизни он делил все, что было им сделано, на период «до 1940 года» и – после. Характеризуя первый в очерке Люди и положения (1956–1957), Пастернак писал: «Слух у меня тогда был испорчен выкрутасами и ломкою всего привычного, царившими кругом. Все нормально сказанное отскакивало от меня. Я забывал, что слова сами по себе могут что-то заключать и значить, помимо побрякушек, которыми их увешали... Я во всем искал не сущности, а посторонней остроты».
В 1930-е Пастернака почти не печатают. Поселившись в 1936 на даче в Переделкине, он вынужден заниматься переводами. Трагедии Шекспира, Фауст Гете, Мария Стюарт Шиллера, стихи Верлена, Байрона, Китса, Рильке, грузинские поэты. Эти работы вошли в литературу на равных с его оригинальным творчеством.
В военные годы, помимо переводов, Пастернак создает цикл Стихи о войне, включенный в книгу На ранних поездах (1943). После войны он опубликовал еще две книги стихов: Земной простор (1945) и Избранные стихи и поэмы (1945).
В 1930–1940 Пастернак мечтает о настоящей большой прозе, о книге, которая «есть кубический кусок горячей, дымящейся совести». Еще в конце 1910-х он начал писать роман, который, не будучи завершенным, стал повестью Детство Люверс – историей взросления девочки-подростка.
И вот с 1945 по 1955 в муках рождается роман Доктор Живаго– лирический герой поэта Бориса Пастернака; он врач, но после его смерти остается тонкая книжка стихов, составившая заключительную часть романа.
Стихотворения Юрия Живаго, наряду с поздними стихотворениями из цикла Когда разгуляется (1956–1959) – венец творчества Пастернака, его завет. Слог их прост и прозрачен, но от этого нисколько не бедней, чем язык ранних книг:
Снег на ресницах влажен,
И весь твой облик слажен
Из одного куска.
Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
По сердцу моему.
(Свидание)
К этой чеканной ясности поэт стремился всю жизнь. Теми же поисками в искусстве озабочен и его герой, Юрий Живаго: «Всю жизнь мечтал он об оригинальности сглаженной и приглушенной, внешне неузнаваемой и скрытой под покровом общеупотребительной и привычной формы, всю жизнь стремился к выработке того сдержанного, непритязательного слога, при котором читатель и слушатель овладевают содержанием, сами не замечая, каким способом они его усваивают. Всю жизнь он заботился о незаметном стиле, не привлекающем ничьего внимания, и приходил в ужас от того, как он еще далек от этого идеала».
В 1956 Пастернак передал роман нескольким журналам, в том числе журналам «Знамя» и «Новый мир», но роман не был принят. Тогда же Пастернак согласился переработать роман, учтя замечания «Нового мира».
Доктора Живаго на европейские языки: французский, немецкий и английский после выпуска его на итальянском. Публикация этого романа на Западе и присуждение за него Нобелевской премии в 1958 «за выдающиеся заслуги в современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской прозы» вызвали резкую критику в советской печати. С этого момента началась травля писателя на государственном уровне. Вердикт гласил: «Присуждение награды за художественно убогое, злобное, исполненное ненависти к социализму произведение – это враждебный политический акт, направленный против Советского государства». Пастернака исключили из Союза советских писателей за «действия, несовместимые со званием советского писателя», что означало его литературную и общественную смерть. От Нобелевской премии он вынужден был отказаться. После первой благодарственной телеграммы в адрес Шведской академии, Пастернак отправил вторую: «В силу того значения, которое получила присужденная мне награда в обществе, к которому я принадлежу, я должен от нее отказаться. Не примите за оскорбление мой добровольный отказ». Пастернак написал письмо Н. С. Хрущеву: «Покинуть Родину для меня равносильно смерти. Я связан с Россией рождением, жизнью и работой».
В СССР Доктор Живаго «Все распутано, все названо, просто, прозрачно, печально. Еще раз... даны определения самому дорогому и важному, земле и небу, большому горячему чувству, духу творчества, жизни и смерти...».
Умер Пастернак 30 мая 1960 от рака легких в Переделкине.